На "Опушку"



За грибами

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Опубликовано 10 июня 2006

ДМИТРИЙ ГОЛЫНКО-ВОЛЬФСОН
СЕУЛЬСКАЯ РАПСОДИЯ

1
запашок азиатской столицы,  жопастый
американский тинейджер, судя по гиду, такие
дочки крупных армейских чинов, поддает падаль
носком найковской кроссовки, и падаль, закиснув

было от скуки, устремляется вверх, где тухнут
отбросы, смердят очистки от осьминога
освежеванного в ресторане, падаль сбивчиво рапортует
своему лупоглазому будде о формах курносой

простушки из южных штатов, ее жировых складках
ниспадающих из-под тесьмы на бриджах, уже обвисшей
ее грушевидной груди, снедаемый желаньем
утомленным, унылым, однообразным,  на месте видном

красующийся человек в простых шортах сопоставляет
трепыханье ее груди с грязным изгибом
загогулины на кроссовках, там, где муляж все
все имитация имитации, также нагие

или одетые телеса выглядят подлым обманом
заемной материи, что обезьянничает не столько
из зависти, сколь от недомыслия, если весомо вмазать
подражанию, вмятина в нем, жестоко

выбитая, превратится в приятную на ощупь
выпуклость, человек в простых шортах глотает
остаток слюны, его товарищ по выпивке тощим
глотком опорожняет емкость и в такт ра-

боте кишечника прибавляет – «словно куры ощипан-
ные мы в этом городе, в нем пожившие покидают
его без малейшего сожаленья, в нем нашли защиту
от самих себя в нем подолгу живущие, обладатель

такого сокровища достоин»

2 
ужиная с коллегой, куриное барбекю
пересолено и ужарено, боясь «so cute»
о себе снова услышать, на комплимент
здесь туземцы щедры, испытывая смесь
презренья и раздражения, человек
в простых шортах хочет ответ
простой получить на очень простой вопрос
почему здесь не настоящее все? гроздь
винограда импортного принесена
вэйтрисой, черные рожки закреплены на
черных кудряшках, шокирует костюм
безвкусный, топик пурпурный люфт
оставляет для обозренья плоской груди
свойственной их расе, привычно зудит
при виде ее неотступная мысль 
стиснуть ладонью, циничный мык
издает  коллега: buddy, смотри
здесь прошлое перечеркнуто вкривь
и вкось, но не цензурой, просто никто
его не помнит, в будущем точь-в-точь
будет то же, что и сегодня, что и вчера 
было, так здесь уверены, это не страх
неизвестного, просто инертность, когда живешь
одним настоящим, карьерных звезд
не хватаешь с неба, густой бульон
наглых подделок вряд ли прольет
свет на отличия настоящего, видно, и нет
его здесь по причине отсутствия примет
отличного, уникального, того
что не воспроизводится тупо из го-
да в год, но привлекательный момент
этой дыры – повторяемость мест
и событий, сегодня ложась спать
человек твердо знает, что он проспал
и вчера, и завтра, эта дыра гибрид
несущественного с невоплощенным, приз
за бестолковость ей гарантирован, взгляд
на нее объективный неминуемо вля-
пается в соевый творог – налег
его коллега на крылышко, чей взлет
и не предвиделся, но исчезнуть во рту
белого чужеземца это посту-
пок из ряда вон, будучи поглощен
западной цивилизацией, этот ще-
лочки уже мир выстоял, как съедобный продукт
себя предъявив,  перца избыток сдув
с хрустящей ножки, начинают ее вертеть
перед глазами, кто здесь ответчик, а кто истец

3
надо признать, человек в простых шортах изрядно пьян
был, когда взял такси и попросил таксиста
отвезти в приличный бордель, тот заломил цену
несусветную, на стольнике столковались
и через полчаса он уже сидел
на полу перед мама-сан, та визжала по-поросячьи
на своем тарабарском, стрясти пыталась
комиссионные, он резиновой улыбкой
научился парировать их чересчур прямые
вымогательства, примитив следует фильтровать, шмоток
им врученных банкнот о пол швыряла
и зыркала на него с негодованьем
аккумулированным, на такой комплекс эмоций способны
лишь малые народности, их кваканье вперемешку
с мурлыканьем его коллега Пол из Аделаиды
называл диссонансом, оскорбляющим не шесть
а все шестьдесят чувств, мама-сан удалилась
имитируя гордость, поруганную проходимцем
бессовестным, какое-то время провел один
стараясь не спать во избежанье, к нему подскочили
две потасканные жрицы, потянув за рукав
препроводили его коридором пунцово
бархатным, у светильника перехватила его та
что причиталась ему по тарифу, назвала имя
свое, сразу забыл эти три труднопроизносимых
слога, им выделенный апартамент
от прочих виденных им апартаментов
в разных борделях мира не отличался
ни в лучшую, ни в худшую сторону, его усадила
на подобье кровати, устроилась на полу
обхватив его ноги руками, покусывая колени, догадался
придется раскошелиться, в кармане простых шорт
нашарил бумажку, засунул ей за бюстье, визжа
подбежала к двери, кому-то невидимому протянула
выстраданные чаевые, молниеносно
стянула цветные тряпки, аляповатое дезабилье
низкопробное, мастеровито, хоть и поспешно
помогла ему освободиться от простых шорт
и фирменной майки, профессионально лежа
на ней, размышлял, по трезвянке уже давно
не занимался этим тупым бум-бумом, пытаясь
прогнать хмельную сонливость, одним глазом
следил за ритмичным подпрыгиваньем ее сосков
темноватых, приметы ее расы, другим измерял угол
удовольствия, под коим искренне изгибались
полумесяцы ее глаз, то фигурной скобкою
то квадратной, на минуту
сам себе позавидовал, его напарница
заученно напряглась, синхронно принялась шебуршиться
мама-сан за стенкой, отведенное ему время
подходило к финальному выплеску, громкость предуведомленья
об этом зависит от факторов энергоемких
от наглости персонала, политики ценовой
конкретного заведения, от времени суток
перегруженных или когда наплыв клиентуры
спал, его партнерша вкрадчиво потянулась
правой рукой к рулону 
туалетной бумаги на тумбочке, его схватила
и рывками стала наматывать на лицо
многослойным саваном, скоро только пучок 
черных волос торчал из-под беловатой массы
волокнистой, он туда упрятал плотней
ее густую косицу, предпочитал капризный пиг-тэйл
кроткий роскошному, тяжеловесному
пони-тэйлу,  по мокрым темным кругам
на бумаге, понял, она разревелась, это 
его стимулировало, задвигался энергичней
интенсивней, она закричала, в результате
на месте рта образовался влажный
бумажный пузырь, коконом наслажденья
он втягивался внутрь или вздымался
вовне, его это завело
порядком, он разрядился, она моментально
вынырнула из-под него, размотала бумажный
тегимен с мордочки, принялась одевать
его неспешно, обходительно, в режиме отказа
от суверенности, контингент западных женщин
на такое самоотречение не решится, разглаживала 
каждую складку, его препроводила 
по пурпурной лестнице вниз, прислонилась
к стеклянной витрине, при свете
ее разглядел, она ему не понравилась, в ней
сквозила вязкая неординарность
вредная для работниц такой индустрии
забив на претензии в чем-нибудь разобраться
залез в бибикающее такси
холодная кожа сиденья была приятна

4
с отвращением явным человек в простых
шортах глядит на город, где нет живых
даже потенциально, ибо кто есть живые
только наше желание шума, окрика типа выйди
на балкон, взгляни на столпившихся, обними
за плечи, живые – наше желанье, чтоб миг
слыл неповторимым, чтобы вниманье
было обращено на нас, губная помада
обводит губы красавицы, дабы скрыть
герпес, причина коего – нервный срыв
от обделенности, выказывает без утайки
этот город свой герпес, вызванный наи-
худшей формою обделенности, в нем 
жизнестойкость выше предельных норм   

5
«Мы все немножко пираты. Здесь каждый приезжий пират
загребающий деньги, женщин и что попало». На вид сорокалетний
тренер по гольфу из ФлОриды, перехватив кран
у вейтера, себе наливает пиво. «Вид у тебя облезлый

для пирата», думает человек в простых шортах, злясь
какой он, к черту, пират, здесь похозяйничали другие
предприимчивей, расторопней, хоть и с мордочками миляг –
и ту, что рядом, целует в район локтевого сгиба

6
за соседним ланчуют белый колонизатор
и нимфа местных кровей, если сзади
на нее взглянуть, можно дать двенадцать
если спереди, то тридцатник, ее панамка
из невероятной синтетической дряни
и колготки белые, в сеточку, нарядной
ее не делают, только комичной, пуловер
ультра-зеленый и служащая эталоном
безвкусицы мини-юбка из кожи
розовой в глазах будто зубы драконьи
рябят, средних лет предприниматель 
с добродушным брюшком ее принимает
такою как есть, ни грамма миссионерства
в нем, ненавязчивый сервис без нервов 
и обязательств ему улыбается, на время
тюлениху благоверную старается стереть из
глубин подсознанья, нимфа, чертя орнамент
на салфетке, сейчас совершит с национальной
точки зренья на гордость поступок
недопустимый, в соседнем мотеле тупо
переспит с белым чужаком, не стрясся бумажки
местной валюты с него, а ей льстит насмарку
пустить предписанья предков, их жесткие наказы
рассудительные, в ее психологию не вникая
особенно, человек в простых шортах минуту
улучив, его здешняя фиансе отвернулась
поговорить по мобильному, чувство локтя
с белым собратом испытывает, обоим влом здесь
кланяться всем подряд, оба не любят
здесь буквально все, оба готовы плюнуть
демонстративно на, странная солидарность
между ними налаживается, по части рекомендаций
о повадках здешней популяции женской
еще неизвестно, кто из них даст более желчный
экспертный анализ, но приветствием дежурным
оба обмениваются, с чмоканьем жутким
бесплатные леденцы перекатывая, пара
расплачивается и уходит, он – получить спазмы
гарантированного наслажденья, она – на запреты
наплевать, человек в простых шортах корректно
им желает добра, от скуки его жабры
раззеваются, смеясь, его фиансе продолжает
болтать по мобильному, при этом ее глазенки
сильнее сужаются, он думает, вот позерка

7
отобедать где бы? в ресторан Манхеттен
направить стопы, но обслуживанья схема
в нем занудна, табличка на двери – нигеры тут
не приветствуются – дает понять, откуда растут
ноги у неразрешимых здесь расовых конфликтов
в месяц стоящих нескольких литров
крови, извергнутой из энтузиастов, догнать
справедливость решивших, в бар Интернационал
стоит податься острый отведать супчик
из дофу, человек в простых шортах, по сути
развязное исключение, перепробовавшее здесь
сотню тяжелых блюд и с десяток дев
специфичной комплекции, брезгливо не ожидая
что-либо исключительное, садится возле раздачи