На "Опушку"



За грибами

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ДМИТРИЙ ЧЕРНЫШЕВ
СТИХОТВОРЕНИЯ В ПРОЗЕ

 

зикр хасана басри


да будет с ним милость Аллаха

Знаешь, когда их откопали... ну, словом, увидели, что зубы у них превратились в бирюзу.

Пустыня, нет, не пустыня – пустынная пыльная каменистая местность, мельчайшая пыль, прах закручивается ветром, серая, сиреневая – палевая, но это только низко над землёй, а небо – бесконечно далёкая плоскость, серо-голубая, пустота, словно и нет воздуха.

"И спросили: о шейх, сердца наши спят, и слова твои не оставляют в них следа, что нам делать?

Он сказал: если бы они спали!

Когда до спящего дотрагиваешься, он пробуждается.

Ваши сердца мертвы, и, сколько не тереби их, они не проснутся."

"Разве Авана и Фарфар, реки дамасские, не лучше всех вод израильских!"
4-я Царств 5 - 12

* * *

Спускаешься по лестнице, шаг за шагом. старательно пытаясь не отвлекаться. Если сосредоточиться на собственных механических движениях, всё получится. Нет, только не лифт. Надо идти пешком.

Но – между шестым и пятым этажами подстерегает: окно! В далёком 45-ом году взрывная водна от фугаски не долетела сюда, и окно скалится остатками витража. Маленький, тускло сияющий рай: молочно-белые ненюфары, голубая вода, зелёная осока - всё в жирной пыли и паутине. но солнце! солнце!

Застигнутый этим зрелищем болота, сияющего над Петербургом, ты приваливаешься к стене и неуклюже оседаешь на ступеньку, не в силах оторвать взгляд от геральдического переплетения стеблей. Мир – не распался, он сужается до одного золотистого тёплого луча, до одной точки.

Тебе – всё равно.

* * *
Ор. № 311

И вот опять я здесь.

За окном волглые кошки: одна белая, пухлая, будто ватная, другая – какая-то угловатая от торчащих во все стороны клочьев мокрой серой шерсти. У серой – морда пятиугольная, у белой – круглая.

На крыше – серо-голубой мокрый снег, кошачьи лапы оставляют на нём круглые тёмные следы.

Пятиугольную комнату с картинами в круглых и овальных рамах я описывал уже не раз. В письмах к Наташе, Дженни, Нелли. Теперь пишу тебе. Кому, тебе? – необязательность адресата... необязательность письма... необязательность бытия.

Но приятно в полголоса произносить: те-бе...

...А небо ничем не отличается по цвету от снега на крышах. Пасмурно, промозгло. А освещённые окна в тускло-серых домах – того же лунного оттенка, как глаза у белой, будто ватной кошки.

Голодный кот кричит, как чайка. Первый раз, когда я услышал, то решил, что за окнами, над крышей, и в самом деле, летают чайки.

Вода капает, словно девчонка ударяет пальцами по кровельному железу. Неудобно писать, зажав между указательными и средним пальцами сигарету, а мизинцем и большим – держа карандаш.

А левой рукой я глажу кота.

* * *

А представь себе: у меня жених – горец! Пылкий джигит, увидел меня – влюбился. Розы, шампанское, "Волга", рестораны. Я – ни-ни! – гордая, он предлагает замуж – ни фига, розы и сыр – камамбер, пальчики оближешь, смотрим видики. Хочу в Сочи.

...Просит моей руки, потом – соглашаюсь... Жить, естественно, будем здесь, а пока едем к его отца, меня показать. Фрукты, шашлыки. Но предупреждает: они там все мусульмане, надо быть тихонькой, курить нельзя. Ладно, приколюсь, побуду восточной женщиной.

Ну, самолетом до Махачкалы, там встречает брат-красавец на тачке, поехали. Горы – красота! Приехали. Селенье маленькое, грязное ...все там очень богатые, но совершенно дикие, мальчики закутали меня в белую кисею, чтобы другие джигиты не видели. Одно слово, Азия-с, но клёво.

Народа в дом набилось – как на похороны Цоя, – честное слово, – все на меня глазеют, а по самому центру сидит долгожитель, отец, значит, на голове чалма, и глаза у него пронзительные, лучистые.

— Папочка, это и есть Аня, – говорит мой хахаль, а сам локтем в бок пихает, мол, чтоб поклонилась.

Тут долгожитель как вскочит, костылём замахал:

— Это нэ жэнчина для моего сына! Это птица АНКА! Аллах создал их совершенными, но они стали губить племя асхаб-ар-расс, и святой Хаджалла этих птиц уничтожил. Почти всех, так сказано в хадисе. Машалла! Свяжите её и ввергните в сухой колодец! – ещё и плюнул.

Вот, сбросили меня на дно колодца и забросали камнями, потому что я птица Анка, созданная совершенной, а надо мной джигит плачет.

И лежу я в колодце, и смотрю вытекшим глазом на звёзды, их оттуда и днём видно.

* * *

похищение бал-бала

Девушка!

Стоило ли

бежать из Белостока?

Булгары. Волга – цвета известняка, из которого высечена могильная плита Суар-Мелик, дочери Джафар-Аги аль Джурдани.

Дочитаю Бунина и уеду в Ульяновск, в Самару. Потом буду вспоминать Волгу: удручающую ширь, всю в мелких волнах воду – цвета той карликовой полыни, что росла в заповеднике в Булгарах.

Берега – неописуемы, я не могу описать, нужны краски ... и неправдоподобная синяя дымка. Так не хватало на серо-зеленоватой воде рефлексов от розового "Самолёта", белых бликов от "Кавказа и Меркурия".

Почему меня всегда тянет странствовать в такое холодное время – на исходе осени? Почему люблю пастельные цвета, цветное стекло, вид зелёных яблок?..

Мечу бисер перед очаровательными поросёнками! Хрустальный, лиловый, зелёный, голубой, и тех цветов, коих поросёнки и вообще, не видят.

...юные, худее тела, призрачно-розовый огонь сигареты в серебристом пепле (и сигареты с белым фильтром, хоть и не всегда вкусные). Мне столько же, сколько было Петрарке, когда он встретил Лауру. Уже и больше.

...может, хоть чая попить холодненького?

Люблю звуки: х, ю, и, ц, щ, ть – у них цвета хорошие, нежные.

"мы должны быть чисты и милосердны
Суар-Мелик дочь Джафар-Аги аль Джурдани
звуком курая
часть смерти к нам пришла"

* * *

Опять повадились ангелы в нашу квартирку. Пьют украдкой лиловое вино, спят вповалку на диване. Похоже, дезертиры из небесного воинства, видно, там неспокойно. Кошки их пугаются, а жена сказала:

— Надо гнать! Не дай Бог, военный патруль – все будем соляными столбами! Я им предлагаю идти в хиппи, дал телефоны, адреса. ...Только одного оставил: он так хорошо играет с нашим сыном.

* * *

памяти андрея столетова

Он лежит на дне 96,2 кубических метров своей комнаты на Петроградской (не на дне, в футе от пола) – нагой, бледный, голова неловко запрокинута вбок, так что виден шрам на лбу – здесь была дырочка, через которую высосали мозг.

Ночь – не белая, скорее, голубенькая – накренилась, и её прохладный воздух свободно вливается в комнату через распахнутые окна, а там, в середине, две меловые линии замыкают лежащего в магический круг, косая тень перечеркнула тело юноши, и от имени демона в северо-западном квадранте остался лишь "Эль" – божественный слог. (А мозг: Эоган сын Дуртахта, убийца Найси, смешал его с известью, слепил шар, и теперь держит в руке, рассказывая о своих подвигах.)

* * *

Залезаем голыми под одеяло, первые, еще случайные прикосновения разгоряченных тел, но тут вспоминаешь, что не убрала н холодильник молоко, и надо вставать.

Нa кухне закуриваешь, глаза чуть слепнут от пламени спички, и теперь темный коридор, по которому возвращаешься в комнату, стал, как в детстве, бесконечно длинным и страшным. ... Холодный ветерок, торчащий из щели под дверью, трогает босые ноги.

Вхожу в комнату, лишь чуть освещенную уличным фонарем через окно. Мир начинает приобретать смутные очертания, у призрачных вещей очень твердые углы. ...Это – стена, на ней можно показывать театр теней. Рисунок на обоях... Крошечным зеленым созвездием горят на стуле у кровати твои часы. Я кладу тебе руку на плечо и начинаю показывать свои владения. Смотри: это – дверь – в нее влетает и вылетает дыхание.

Это – шкаф c игрой мутных зеркал. Это – кровать. Весь мир превратился в перечисление, как в "Замках печали" у Рериха или "6-ом чувстве" конрада баерна. Вещи eщe не устоялись на своих местах, пугаются неожиданных теней, зыбки, словно вот-вот растворятся в прохладном чистом воздухе, они только сейчас сконцентрировались из пыли, старых журналов, зеркальных отражений, детских ночных страхов. Настало время дать им имена. Видишь – лимонное деревце у окна колышет листьями от смущения – оно только что прикинулось мной. А я – здесь!...

Можно провести рукой по спине и ощутить крылышки лопаток и позвонки под теплой кожей.

— Ты мой любимый.

Внизу, по переулку за окнами, проходит машина, и от света ее фар, тени ползут наискось через потолок, а оттуда на стену.

Так xopoшo, а наши тела чуть-чуть светятся в темноте, жаль, что не видны твои золотые волосы.

Хочешь, я нацеплю на ногу бубенчик, он будет звенеть в такт, когда мы с тобой вместе.

* * *
воспоминания о московском метро

Леонарду Данильцеву

Входили на станцию и проезжали в вагонах в нетрезвом состоянии.

Курили на станциях и в вагонах метрополитена.

Провозили пожароопасные, взрывчатые, отравляющие и ядовитые вещества и предметы, бытовые газовые баллоны.

Портили оборудование и стёкла вагонов.

Спускались на пути и ходили по путям.

Подкладывали на железнодорожные пути предметы, которые могут вызвать нарушение движения поездов.

Осуществляли какую-либо торговлю, фото и кино-съёмки, без письменного разрешения руководства метрополитена.

На нас было наложено предупреждение, штраф в размере до 5-ти рублей, штраф в размере до 10-ти рублей и административная ответственность соответствии с действующим законодательством.

Мы были счастливы.

* * *

И.Губановой

...это мне помешало. В самом деле, если боги хотят погубить человека, они выполняют его желания. Воздух был чистый, небо слегка оранжевое. Тянуло сигаретным дымом. Нет, то было не отупение, похмелье – отрезвляющая холодная ясность. Мысли – легионеры, закаленные в бесконечных походах и сражениях. А ты вторглась, словно разъезд варваров на конях – бесшабашная, с сияющими глазами, колчан с луком и стрелами притулился между лопаток на спине подростка.

Помнишь, в Эрмитаже, выставку из Кёльна. Римский музей – это наше будущее. Обшарпанные беломраморные головы укреплены на трубчатых низких стойках, стойки окрашены суриком. После нудных речей и духоты галереи Растрелли. И юноша из рода Юлиев... Скажи мне, что такое – чудо?

"ЧУДО – по общим законам неудобоизъяснимое дело или событие."
Словарь церковнославянского языка,
составленный 2-м Отделением Императорской
Академии наук. – Санкт-Петербург, 1868 год